СЛОНА-ТО ВЫ НЕ РАЗГЛЯДЕЛИ
(Запоздалая рецензия на книгу Зои Эзрохи «На всякий случай»)
Михаил Матрёнин, («Нева» 2, 2005)
Прочел ряд рецензий на большую книгу Зои Эзрохи - и горько пожалел, что в
свое время поленился написать на нее отклик хотя бы из нескольких строк.
Достоинства книги для меня настолько очевидны, что казалось излишним
присоединять свой голос к неизбежному (как я, наивный человек, полагал) хору
славословий. Но ведь никто (за исключением разве что Бориса Лихтенфельда) не
понял главного! Даже те, кто пришел от книги в восторг. А главное - в том,
что «На всякий случай» не сборник стихотворений, а роман в стихах,
единственный по-настоящему масштабный роман после «Евгения Онегина». Надеюсь,
Зоя, что ты не зазнаешься после этих слов, а если и зазнаешься - от этого уже
ровным счетом ничего не изменится. Дело сделано - Книга существует и будет
жить. Если читать ее подряд, не пропуская ни одного стихотворения (а только
так и надо читать «На всякий случай»: не забегая вперед, не торопя
естественный ход повествования), то это ведь именно роман со множеством
персонажей, с неожиданными поворотами сюжета, с человеческими судьбами на
фоне конца ХХ века («попробуйте меня от века оторвать...»).
Главная сюжетная линия, разумеется, история жизни лирической героини, но в
более широком смысле - это книга обо всех нас, о поколении петербуржцев, к
которому и я принадлежу. Роман проработан тщательно, до мелочей: в нем
рассказано обо всем. О том, как мы приносили первые стихотворные опыты в ЛИТО
и на зональные литературные конференции. Какие критические отзывы - порой
справедливые, но чаще вздорные - там слышали. Как работали и с
трудом сводили концы с концами. Как по утрам плелись на остановку,
«где лица, как подсолнечные диски, все в сторону повернуты одну». Какие
фильмы смотрели, какие книги читали (в том числе - полузапрещенную Библию и
абсолютно запретный Гулаг) и размышляли над ними. Как стояли в очередях за
дефицитом - а дефицитным было все... Как вешали на стены репродукции
художников, далеких от соцреализма. Как радовались первым публикациям и
одновременно огорчались тому, что стихи появляются в исковерканном виде. Как
отмечали праздники в кругу сослуживцев, выезжали «на природу», заводили
курортные романы. Как влюблялись, встречались, создавали семьи, воспитывали
детей, ссорились, мирились. Как попадали в больницы и что там видели, и
выкарабкивались оттуда (не все). Как читали перестроечный «Огонек», спорили о
Собчаке и Ельцине, проваливались в нищету «реформ» - хотя, казалось бы, и без
того находились ниже некуда, но, как говорят оптимисты, падать всегда есть
куда. Как шли, чтобы выжить, в коммерцию... все это описано очень пластично,
зримо, конкретно, образно, с юмором, и все это образует живую, органичную
ткань повествования, где нет и не может быть мелочей: даже «товарищ Яшин»,
который уж настолько третьестепенный персонаж, что и героиня-то его знать не
знает, и читателю его не показывают - ведь и он зачем-то нужен! Убери его - и
«без меня народ неполный». Я уж не говорю про других действующих лиц, таких,
как мама, звери, слесарь Генка и другие ухажеры, муж, дети, подруги, в
особенности одна из них, Галя, линия которой прописана наиболее сильно и
трагично.
(Я тоже являюсь одним из персонажей, и, возможно, этим обстоятельством
кто-то объяснит повышенную эмоциональность данного очерка. Вроде как
Добчинский рассуждает о достоинствах «Ревизора». Ну что на это сказать? Ведь
я и сам, давно зная Зою Эзрохи, любя ее стихи, теперь удивлен значением
Книги!)
Необычность и ценность романа еще и в том, что он не «написан» - как
биография или мемуары. Нет, Книга создавалась в течение всей жизни автора,
росла естественно, как лес - с деревьями, травами, полянками и болотами...
И ведь ничто, ничто нельзя из этой книги изъять! Да, конечно, есть множество
сильных стихотворений, которые вполне могут существовать и восприниматься как
самостоятельные произведения. Но есть и немало таких, что созданы на случай:
без них вроде бы можно обойтись - ан нет. Особая атмосфера книги рождается
именно от соседства таких разноплановых стихов, которые как бы подсвечивают
друг друга дополнительным светом, окликают и поддерживают друг друга.
Зачастую нельзя понять последующие стихотворения, не прочтя предыдущих.
Отдельная тема - версификационное мастерство Зои: оно столь естественно и
органично, что не бросается в глаза и лишенному слуха читателю может
показаться простоватостью. Но вслушайтесь, вслушайтесь: «С наслажденьем кушаю
гречневую кашу я, и любуюсь лужею, и с погодой лажу я»: как это вкусно, как
удивительно ложатся слова на язык, как переливаются, перекликаются - и все
это без натужной «самобытности» сложных рифм...
Есть читатели, готовые верить любому утверждению автора, судить о целом по
отдельным строчкам. Написала она, к примеру, про две своих «единственных»
темы - «любовь к котам и нелюбовь к работе» - и верят. А ведь одна из
главных, сквозных тем - именно любовь к работе! Сколько замечательных строк о
работе лаборантом («Как ловко я умела титровать!»), посудомойкой, продавщицей
игрушек, не говоря уж про любовь к основной Работе - поэтической. Поделится
поэт раздумьями насчет эмиграции, обмолвится про нелюбовь к стране - и вновь
верят. Хотя рискну утверждать, что в единственном стихотворении
«Я нашла такое место...»
больше любви к России, чем в трижды перелицованном
михалковском гимне. Поделится своими соображениями насчет некоторых
библейских сюжетов - ох, ах, скептицизм, атеизм, кощунство. Да перечтите,
фарисеи, «Перекресток» - вам такого
не написать, хоть расшибите лбы в молитвах. Уж если Бог есть - то он есть в
каждой точке времени и пространства.
И Зоя остро чувствует эту растворенную в мире красоту (и
одновременно трагичность) всего - вот почему к ее стихам абсолютно не
подходит затасканная поклонниками Ахматовой формула «Когда б вы знали, из
какого сора...» Для Зои Эзрохи - ничто не сор, ибо все это - жизнь, единый
поток, где нет главного и второстепенного, где любое мгновение, любое событие
может стать предметом стихотворения. Не зря у нее так много стихов - и каких
стихов! - где описываются вещи абсолютно непоэтичные: помойный бачок, таракан
в мыльной воде, выброшенная новогодняя елка и даже просто сор в
буквальном смысле этого слова - танцующая на ветру бумажка...
Есть совершенно поразительные вещи - к примеру «Тили-тили-тили, кошку
задавили!» Ведь ни единого словечка сочувствия к кошке вы в этом
стихотворении не найдете - но оно, это сочувствие, несомненно и неоспоримо.
Как это сделано - не знаю. Альбомность? Да, есть. Интересно, а «стихи на
случай», написанные Ленским, они что, шедевр? Могут ли они существовать вне
контекста пушкинского романа? И так - на каждом шагу: ни единую строчку этой
книги нельзя судить без оглядки на другие. Все в ней замешано так густо и
переплетено так тесно, как бывает только в жизни: «И покойничков везут к
солнечному моргу».
Это не просто фиксация фактов и событий. Многие поэты и поэтессы тоже пишут о
быте, о детях, семьях, друзьях, работе, но ни у кого не поднимаются эти темы,
эти объекты до такого поэтического уровня и до такой глубины воссоздания
чувств, мыслей, интересов, проблем нашего поколения. Без сентиментальности,
без экстремальности (не сидела в тюрьме, не была знаменитостью...), скупыми,
как бы «мелкими» средствами достигнуто столь многое!
И вот только осознав всю цельность этой удивительной, грандиозной Книги,
понимаешь, насколько близоруки те, кто рассуждает о «дамском рукоделье», о
«скороговорке», «альбомности» и прочем, не видя за деревьями - леса. Вроде
слепцов, что ощупывают слона и спорят: «Слон похож на веревку!» - «Нет, на
колонну!» Да прозрейте же наконец, ехидные и добрые, маститые и
эрудированные, скандальные и академичные критики! Вы, литературные тусовщики,
раздатчики ярлычков и премий, создатели дутых репутаций, готовые поднимать на
щит любого, лишь бы он выпендривался «современным» способом. Неужели нет
среди вас зрячих, способных оценить масштаб сделанного Зоей Эзрохи!
Ее книга - подлинная энциклопедия нашей жизни в 1970-2000 годы, и я на месте
дальновидного литературоведа уже принялся бы составлять к ней комментарий.
Дело не в пресловутом рецепте брусничной воды и прочих этнографических
подробностях - мечтается об адекватном комментарии, передающем, подобно
книге, сам дух, атмосферу эпохи. То время уходит, забывается - но навсегда
останется в стихах Эзрохи, к которым неприменимы расхожие ярлыки типа
«правдивые», «искренние», ибо, как справедливо полагает автор, сами по себе
правдивость и искренность не обладают ни малейшей ценностью для поэзии. Нужно
нечто другое. Что именно? В том-то и секрет...
|