Домашняя страница Зои Эзрохи

Меж двух зеркал

Поэту Л. Дановскому (Айзенштату)
...перед зеркалом в задумчивости стоя...
В. Ханан
Мудрец в нем видел мудреца...
К. Чуковский
Пред зеркалом в задумчивости стоя,
В его - таком таинственном - стекле
Всегда себя лишь наблюдала Зоя,
Причем всегда в единственном числе.

Два зеркала вплотную подступали
Волшебной смесью физики и грез.
Она ж смотрела только на детали
И мастерила хвостиком начес.

Дановский Лев отнюдь не из таковских,
И, очутившись между тех зеркал,
Он увидал двенадцать Львов Дановских
И с интересом их пересчитал.

Вот, как матрешки, возникают снова...
Вот - голова, а вон - еще одна...
(Он, правда, пил чуть-чуть вина сухого,
Но вряд ли тут вина того вина.)

И за пределы комнаты куда-то,
Уже внушая суеверный страх,
Уходят Айзенштаты, Айзенштаты,
Львы Айзенштаты в синих свитерах.

Зеркальному отдавшись половодью,
Глазели Львы. И лишь один из них
В сем мире был реальностью и плотью,
И нежитью была толпа других.

Но нереальность, все различья спрятав
И львиной долей ликов завладев,
Перемешала этих Айзенштатов,
И истинный уже потерян Лев...

До мистики поэт обычно лаком.
Дановский не лишен сего греха.
Он тонко улыбнулся и со смаком
Сказал: «Какая тема для стиха!»

Измена

Для конфeренции ль, печати ль
Тетрадку потрошу свою.
Я отрекаюсь, я предатель:
Стихи печати предаю.

На суд невидимого люда,
Суд ненавидимой толпы
Ступай же, «грязная посуда»,
И не сворачивай с тропы.

Стихов испуганное стадо
Друг к другу жмется на свету.
Журнал, газета и эстрада
Их осветили наготу.

Их словно вырвали из грядки -
Поодиночке, без корней.
Стихи завяли без тетрадки,
Цвести могли бы только в ней.

Так беззащитны, так интимны,
Так непохожи, так слабы -
Моей неловкой жизни гимны,
Раздумья, кошки и грибы.

Читайте, критики и массы,
Читайте, редкие друзья,
Пока, не отойдя от кассы,
Считаю сребренники я.

Из цикла «Коктебель - Судак»

* * *

Лень воспою, безделье воспою,
Тепло подушки, ласку одеяла.
Потягиваться сладко, как в Раю, -
Нет выше счастья, чище идеала.

В окно, смеясь, заглядывает день,
Протягивает солнечную чарку,
И я с цепи свою спускаю лень -
Большую и свирепую овчарку.

Нет большей сласти, нет милей утех
Чем быть в ее, овчарки этой, власти,
Чем чувствовать ее горячий мех,
Дыхание ее прекрасной пасти.

Труд обличу, который я всегда
Приемлемым считала в малых дозах.
И ханжеская праведность труда
Противна мне в любых метаморфозах.

Труд - извращенье, труд - источник зла,
Разврата, бездуховности, гордыни.
Насколько б лучше ты, Земля, жила,
Когда б меня ты слушалась отныне.

Баклуши бей! Найдется что поесть,
Найдется чем прикрыть нагое тело.
Мир отдыха не может надоесть
(Мне б лично никогда не надоело).

Как мир труда смертельно хмур и сер,
Так мир безделья радужно радушен.
Он полон пляжей, игр, гитар, гетер,
Раздумий, снов, лазеек и отдушин.

В почете труд. Труду - и честь и лесть.
Я восстаю, кричу: тиран, тарантул!
Ты - лицемер, ты бич, ты цепь, ты клеть,
Ты личный враг - любви, уму, таланту.

Долой засилье молота, метлы,
Серпа, станка, конвейера, скафандра!
Свободны, беззащитны, веселы
Пребудьте, люди! - молит вас Кассандра.

Здесь, в поезде, когда все ближе Крым,
Здесь, в отпуске, мне ясно-ясно видно,
Что все, что мы   в   р а б о т е   создадим,
Все - зло. И лишь безделье безобидно.

* * *

И вот позади Феодосия,
И море свершает прилив,
И белый наносник на носе я
Спокойно хожу водрузив.

Потеря душой равновесия
Похожа на способ летать,
И слов опьяневших инверсия
Души настроенью под стать.

* * *

Я исписалась. В лирике моей
Две основные линии найдете.
Две темы, два несчастья, двух друзей -
Любовь к котам и нелюбовь к работе.

Две блажи, два проклятия мои
И две неистребимых параллели,
Два стержня жизни, два пупа земли
Всех конкурентов напрочь одолели.

Воротит нос, бунтует карандаш:
Все те же шутки, стиль, слова, событья!
Да, Богом мне дана одна из чаш,
Которую обязана испить я.

Читатель, над тетрадками скорбя,
В котах и пляжах можешь потеряться.
Освобожу, мой мученик, тебя,
Не пей со мной - я буду повторяться.

* * *

Забыла я - и поделом -
Той комнатенки образ милый,
Где табуретка под столом,
Как жеребенок под кобылой.

Где черен кот как антрацит,
Бумажный шарик лапкой катит,
На покрывале зябко спит
Иль кошку бедную брюхатит.

Довольна я своим углом,
Но так, увы, мгновенья редки,
Когда сижу я за столом
На белоногой табуретке.

Там так замучили дела,
Что для меня как для поэта
Удачнее, чтоб я жила
Подальше от того стола
И от родного табурета.

* * *

Я ловила в ночи светлячков,
Я   с м о т р е л а ,  себя забывая...
А теперь не могу без очков
Прочитать даже номер трамвая.

В Ленинграде я это снесу,
И других неприятностей уйма,
Но желаю, гуляя в лесу,
Видеть все до последнего дюйма.

Но подробности мне не видны
В милых обликах птицы и зверя.
Словно двери волшебной страны
Закрывает мне эта потеря.

* * *

По пляжу, где шумно и густо,
В толпе продвигаться бочком
И, выкопав ямку для бюста,
Залечь на песочек ничком.

И люди прекрасны, как боги,
Детишки смешней лягушат,
И разные лица и ноги
Вплотную ко мне мельтешат.

* * *

Упруга серая вода,
Затруднена моя походка.
Иду старательно туда,
Где море мне до подбородка.

Свершив поспешно рандеву
С огромной, дикой, страшной влагой,
Оттуда к берегу плыву,
Горда проявленной отвагой.

* * *

Жить бы тут, среди этой экзотики,
Чтобы стала она родной,
Чтоб мои любимые котики
Загорали вместе со мной.

Благодать, благодать великая,
Море Черное, Кара-Даг.
И лежали бы мы, мурлыкая,
Позабывши о городах.

* * *

- Вы милы и застенчиво-робки,
И в моей деревянной коробке
Вы устроитесь, как в колыбели,
И забудете все Коктебели...

От меня, потускнев, сердолики
Отвернули сердитые лики:
«Мы лишаемся солнца и моря,
И не ведаем большего горя...»

Лесное болото

1

В воде миллионы личинок -
Заварка болотного чая.
Я сонмища этих чаинок
Тревожу, рукою качая.

Кувшинка дрожит и смеется,
Болотные листья трясутся.
Сюрпризы, сервизы болотца -
Зеленые толстые блюдца.

Стрекозки прозрачны, как слезки,
Летают и в воздухе тают,
На длинной осоки полоски
Садятся и снова летают.

Все травы остры и росисты,
Водица укуталась в ряску,
Как будто бы пуантилисты
Придали болотцу окраску,

Лягушки - солидные тети,
Звенит неизвестная птица,
И, как запятая во плоти,
В воде головастик резвится.

Увы, комаров эскадроны
Гудят, человека почуя,
От этой лихой обороны
Скорее подальше лечу я.

2

Среди этих деревьев кривых
Проживает Лягушка-царевна,
Испугается - в воду бултых,
Затаится тревожно и гневно.

О, как квакает царская дочь!
О, какие выводит рулады!
Словно хочет кому-то помочь,
Словно ждет драгоценной награды.

Сев на веточку, как на насест,
В тихих дебрях родного болотца
Запевает она и окрест
Ее нежное кваканье льется.

И купальницы желтый кочан,
Золотистая миникапуста,
Приплывает сюда по ночам,
Чтобы слышать сего златоуста.

И трилистник тихонько плывет,
И большая, как лебедь, лилея.
Громко квакает идол болот,
Лорелея, болотная фея.

В чем успех? Или это гипноз?
Музыкально-болотная мода ль?
Стайки юркие мелких стрекоз
Прилетят и садятся поодаль.

Даже цапля, свершая набег,
Застывает под деревом старым.
Из животных один человек
Неподвластен лягушечьим чарам.

(Больница)

Тетрадь 5
Зоя Эзрохи
Телефон 7-812 591-4847
Константин Бурков
2006 январь 01