Из тетради 6

1980 - 1986

Из Амок В больнице этой гадкой все вокруг Беременны, всем делают уколы, Простоволосы все и полуголы, С исколотою кожей поп и рук. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

* * * Так задурил мне голову удел Добротной скуки в сумрачной больнице, Что невзначай я вышла за предел Испытанной шестнадцатой страницы. Меня в «Литературке» привлекла Известная фамилия - Айтматов, И я не удержалась и прочла О древней дикой пытке азиатов. Как можно жить - узнав, прочтя, учтя?! Как можете, соседки по палате, Храня в себе родимое дитя, Вязать ему пинетки на кровати? Меня страшит больничная кровать, Я не могу, мне страшно в жизни этой! Я не могу две вещи сочетать: Свое дитя - с прочитанной газетой.

* * * Женишься ты на душевнобольной, Так и запомни. Мне тяжело даже светлой весной, Так тяжело мне! Сколько я видеть умею вокруг Муки и боли! Плохо тому, кто со мною, мой друг, Мне же - тем боле. Если не может ничто изменить Эту планету, Что же нытья бесполезная нить Вьется по свету? Столько повсюду улыбчивых щек, Личиков милых! И почему это ты, дурачок, Не полюбил их? Так и живу я, так и живу: В вешнем просторе Вижу я сквозь молодую листву Муку и горе.

Ночью в больнице Проснусь, лежу. Не хочется вставать И наклоняться к тапкам и халату, И покидать скрипящую кровать И спящую молчащую палату. Но я иду в далекий туалет, Как будто на соседнюю планету, И тихий-тихий нереальный свет Дорогу осеняет к туалету. Я одинока в ласковой ночи, Как одиноко судно в океане, И крепко спят больные и врачи, И медсестра на кожаном диване. Вплываю я, подобно кораблю, В приют конечный - тесный, безоконный, И в грязном-грязном зеркале ловлю Знакомый облик, встрепанный и сонный. Как романтичен мой ночной поход Качающимся длинным коридором! Иду обратно. Облако плывет Перед моим не слишком трезвым взором. Любой предмет пленяет, как сонет, Все закоулки тайною объяты, И тихий-тихий нереальный свет Меня сопровождает до палаты.

Из Судно . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Муж говорит мне, что в стихах Нельзя писать про эти вещи. О Костя, ты же не монах, В стихах бывает и похлеще. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сын Беру в охапку эту крошку И в ротик ей пихаю ложку, И крошка чмокает вовсю И ест подобно поросю. Туда-сюда летает ложка, А чуть задержится немножко, Дитя, как маленький паша, Бушует, ручкою маша. И извивается Матвейка, Как будто толстенькая змейка. То стан совьет, то разовьет И быстрой ножкой ложку бьет. Но вот окончена кормежка, Лежит измученная ложка, И, двести граммов уплетя, Замолкло сытое дитя.

Объятья И вот я к кухне подхожу. Она Берет меня в железные объятья. Она хитра, безжалостна, сильна, И не могу из кухни убежать я. Вот, думаю, сейчас я подолью, Сниму, поставлю, выключу, повешу И убегу я в комнату свою - Читать Золя, Булгакова, Олешу. Вот переставлю, думаю, включу, Сварю, поджарю, вычищу, помою... Подобная футбольному мячу, Я меж столом летаю и плитою. Глаголов озверевшая толпа На нашей кухне мной овладевает. И голова моя обалдевает, И зарастает к чтению тропа.

Ночью на кухне Поссорившись с мужем, я в кухне спала на плите. Ворчал холодильник и бился дуршлаг с поварешкой. И ночь представала в великой своей наготе, Спала я на кухне в обнимку с беременной кошкой. И думала я, засыпая: когда я одна, В мурлыканье кошки, в тяжелом дыханье собаки Мне музыка ночи, мне теплая тайна видна, Как призрачный солнечный луч, растворенный во мраке. Не нужно мне моря, заката, темнеющих гор, Не нужно смотреть на луну и ночную дорогу, Я так ощутила ее безмятежный простор, Уют и покой, и ее глубину и тревогу. Я знала, посыплются новые ночи и дни, Помиримся мы и, возможно, поссоримся снова, Но мне, обалдевшей от стирки, покупок, стряпни, Уже не увидеть такого луча золотого. Напротив окно зажигалось и гасло опять, Какие-то звуки летали, во тьме исчезая. И жестко, и жутко, и весело было лежать, И я засыпала, и сладко-пресладко спала я.

Свист Понятье «муж» сегодня для меня Не плоть, а свист под окнами больницы - Сверкнувшие в тупом оркестре дня Четыре звука, быстрые, как спицы. Ромео мой, стоящий под окном, Мой милый муж, усатый и усталый, Люби меня, забудь об остальном И рыночною ягодкой побалуй. Запискою мне душу успокой, Поймай мое посланье и взгляни-ка, Как вызывает строчку за строкой Тобою принесенная клубника. Болит живот мой, сердце и спина, Исколотая стонет ягодица, Но эта полудохлая жена Воспрянет, улыбнется, пригодится. Я различаю звуки воробья, Автобуса, вороны и машины, Звучат чужие мамы и мужья, Синицы и дубовые вершины. О, пребывай под окнами, свистя! Пускай тебя своим считают птицы, Ведь это наше общее дитя Мне не дает смотаться из больницы. (Больница)

* * * А если б я была иною, Ты не прошел бы стороною? Нам бог внушил совместный путь, Но в чем моя таится суть? А если б я была животным, Блохастым и нечистоплотным, И в тварь какую-то с хвостом Судьба бы тыкнула перстом? Я говорить бы не умела (Корова, курица, коза), Лишь подошла бы и несмело Тебе глядела бы в глаза. Возникла б я перед тобою Однажды на закате дня... Тогда - ты спорил бы с судьбою? Тогда - узнал бы ты меня?

Цветы Когда диван вернула мастерская, Сменив обивку и в спине болты, На нем белели новые, сверкая, Как облака огромные цветы. Среди цветов столь чудного дивана Мне не ловить бы глупого клопа, А бабочки летали б неустанно И южных птиц поющая толпа. Не желтые висели бы обои, От наших ссор до срока постарев, А небо, бесконечно голубое, И купы экзотических дерев. Однако над волшебным гобеленом Уж занесло ботиночек дитя, И на цветке, прекрасном и нетленном, Я вижу след кошачьего когтя. И головами, лапами, руками И прочими частями разных тел Мы прикасались к драгоценной ткани, Пока диван опять не потускнел.

* * * Пол подметая, задела кота я, Черным покрытого лаком. Хвостик, изогнутый как запятая, Стал восклицательным знаком.

Мечты Квартира светлая! Маяча В недосягаемой судьбе, Неуловимая удача, Дай помечтаю о тебе. Квартиры облик аккуратен, Магнитофон ласкает слух, Из кухни жареных курятин Неотразимый льется дух. Лениво плещут воды ванны, Цветов упитанны стволы, Повсюду кресла и диваны, Кровати, стулья и столы. Там антресоль и кладовая Полны нездешней темноты, И, со шкафов везде свисая, Котов колышутся хвосты. И деток в детской закрывая - Пусть скачут там до потолка, - Дарю им 23 трамвая И 32 грузовика. И так я счастлива во браке, В семейном счастлива кругу, Что в полуночном полумраке Уснуть от счастья не могу.

* * * Яростно ссорятся Авель и Каин, Кто, выясняя, машины хозяин. Вот уже брат поднимает на брата Руку, в которой машина зажата...

Вместо поэмы Муж сказал, чтоб поэму писала. Мол, уходят минуты и дни, Мол, стихов написала немало, Ты поэму теперь сочини. Мол, Евгений Онегин и Мцыри Принесли бы мне больший почет... Но боюсь я, что в нашей квартире Вещь глобальная не потечет. Новый день подступает как море, Надо плыть и барахтаться в нем, Надо справочку взять в жилконторе, Записаться к врачу на прием. Ну какую заманишь поэму В ерундою заполненный лоб? И со скоростью страуса эму Удирает предутренний клоп. Я отпела свое, отупела, Голос музы сурово замолк. На Парнас поднимаюсь несмело, Предо мной на Парнасе - замок. Ах вы женщины, глупые бабы, Будьте тише и ниже травы... А ведь я-то, наверно, могла бы. Но увы, но увы, но увы.

Из Утро субботнего дня . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Я у дверей рыдала, не пуская (Картина у Маковского такая), Но он ушел, конечно, все равно. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

* * * Давай с тобою всех убьем И будем жить с тобой вдвоем Мы без детей, свекровей, тещ Среди полей, лесов и рощ! Ложись где хочешь, отдохни, Какое счастье - мы одни! Лишь мы на свете - я да муж, Лишь пара наших тел и душ... Ах, боже мой, какая чушь...

* * * Сними меня, пожалуйста, с работы. Я гибну, как былинка на снегу. Сними меня с работы, ну чего ты, Сними меня, я больше не могу. Сними меня, услышь мольбы и пени! Окружена котами и детьми, Я встану пред тобою на колени: «Пожалуйста, сними меня, сними!» Она ко мне прилипла, как короста, Ведь я ж с собой покончу невзначай. Сними меня с работы, это прoсто: Ты только лишь побольше получай. О, подари мне солнечные эти Часа четыре для стихов и сна! И будут дома ласковые дети, Спокойная, здоровая жена. Зачем тебе невзвидевшая свету Жена в дому, подобная ежу? Сними - придешь и сядешь за газету, А я тебе и слова не скажу. Вновь по утрам, помыв кошачьи миски, На остановку я себя тяну, Где лица, как подсолнечные диски, Все в сторону повернуты одну. Ползет троллейбус, я на нем поеду, Беспомощна, безмолвна, холодна. Взгляни - и ты увидишь Андромеду, Которая дракону отдана. Так подбеги с мечом к моим оковам, Так стань моим Персеем до конца! И будут тишь и гладь под нашим кровом И в унисон стучащие сердца.

Дети Один - проказливый, как Том, Другой - любимчик вроде Сида. Растет у первого обида, Он вымещает на втором. Что ни общенье, то конфликт. Весь день дерутся дети наши, Да так, что к ночи у мамаши Рука от шлепанья болит. В углу ревущий после взбучки Стоит сравнительно большой, Другому все, кривя душой, Прощу за ямочки на ручке. Вдруг, занявшись не знаю чем, Забыв на миг о потасовке, Сближают светлые головки И - одинаковы совсем!

Противостояние Кому не надоест атака за атакой! Да, я доведена. Да, я разорена. С двумя детьми, тремя котами и собакой И тридцать восемь лет, и я совсем одна. Меня сшибает с ног на каждом повороте. Я плачу, я больна. Я женщина, я мать. Ругают продавцы, ругают на работе, И всюду я должна гореть и успевать. Безденежье, скандал и грязная посуда, Потрепано пальто и сапоги подстать. Но вам меня не взять, я счастлива, покуда Есть в сутках пять минут, чтоб книжку почитать. Да, я доведена. Да, я погрязла в тине, Но вам меня не взять, нет, я не так проста! Я счастлива, пока                                   есть в кошельке полтинник, Чтоб рыбой накормить голодного кота. Я, право же, хочу страшнее опуститься, И ношу - тяжелей, чтоб мне не по плечу. Еще, еще, еще - и легкая, как птица, Сейчас я - запою, сейчас я - полечу! Как странно: лишь тогда, когда плетусь уныло И вызываю лишь сочувствие и смех, В груди моей поет восторженная сила, Я счастлива, горда, и я прекрасней всех!

Бочонок амонтильядо Cм. Э. По Жить можно местью. Много дней Наполнить будущею местью. Гулять заботливо по ней, Как по богатому поместью. Представить боль и гнев, и страх, Мольбу растерянного взгляда... О, сколько радости в мечтах О временах амонтильядо! Когда качается диван И сон клубится быстрым дымом, И мстящий, строя хитрый план, С улыбкой думает о мстимом, Когда настиг его, когда - Жесток, коварен, осторожен - Он вынимает меч из ножен, И меч сверкает, как звезда, Вдруг телефона властный зов Иль писк будильника шального Ворвутся в мир мечты и снов, И начинать придется снова.

Из Песенка про крокодила Летит по небу самолет И поезд покатил... А в речке Карповке живет Зубастый крокодил. Зубастый, Зубастый, Зубастый крокодил. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из Память В прошлой жизни была я бездомною кошкой. Вспоминаю с трудом, но сомнения нет. Я не ела супов металлической ложкой И не знала я роли бумаг и монет. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Аппетит Куда бежать от Аппетита? Еще, смотрите, нет пяти-то, А я опять кафе ищу, Где свой желудок угощу. Что толку в этой процедуре? Вред кошельку и вред фигуре. Но властный демон Аппетит Ко мне уверенно летит. Пытаюсь противостоять: Дышать, смотреть, читать, писать, Да мало ль в жизни есть отрад! Но он в меня вперяет взгляд, И я теряю силу воли И с ним уже не спорю боле.

Из Черному коту Ах ты чертик, нечистая сила, Что мурлычешь, исчадие зла? Что ласкаешься? - я не просила. Что пришел? - я тебя не звала. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сыновья Я и не знала до мальчишек, Чей взгляд активен и здоров, Как много всяких автовышек, Подъемных кранов, тракторов! На что им мир мой глуповатый, Где рифмы, солнце и ручей, Когда ныряет экскаватор В безбрежных волнах «Москвичей»! Они другим лучом согреты, И, глядя в сторону одну, Мы видим разные предметы И разных улиц глубину. А я права свои качаю И негодую сгоряча, И - ну никак! - не отличаю Я «Жигули» от «Москвича». И я уже дошла до точки, И никакой надежды нет. «Смотрите, - говорю, - цветочки!» Они: «Смотри, велосипед!»

Из Чаща . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . О, не понять шекспировскому Лиру Ту беспощадность и накал страстей, Когда не королевство, а квартиру Не поделить меж старцев и детей! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Зоя Эзрохи Телефон 7-812 591-4847 Константин Бурков 2007 декабрь 04