Домашняя страница Зои Эзрохи

191023 Фонтанка, 59 редакция газеты «Смена» В. Топорову Уважаемый Виктор Топоров! Обращаюсь к Вам с надеждой исправить - скажем так - оплошность, тиражированную Вами в представлении подборки стихов ленинградской поэтессы Зои Эзрохи («Смена» от 12.01.91). Отдавая должное умению, с каким составлена сама подборка, не могу согласиться ни с одним положением предисловия - ни с одним! Я давно слежу за творчеством этой необыкновенной для нашего времени поэтессы, а потому никак не соглашусь, что в сменовской подборке она предстала «совершенно другой», «далеко не столь однозначно хорошей» (??), а также «куда более интересной». К таким рекомендациям можно прийти либо совсем не читая замечательного ее сборника «Зимнее солнце» («единственной крошечной книжечки в кассете «Октава»»), либо подойдя к нему с предвзятым мнением. В «Зимнем солнце» Зоя - та самая, что и была всю жизнь: хрупкий, трепетный, редкий и доверчивый талант, пробивающийся сквозь историческую мусорную свалку нашего бытия - и вновь им погребенный - и вновь тянущийся к просвету. Ну, прочтите же стихи! Разве это «поэзия прекрасных пустяков»? Ныряют в теплый океан Тарелки, ложки... Но сначала Тарелку, ложку и стакан Я принести хочу из зала. (Я - посудомойка, 1972) То, что так легко и беззаботно рассказывается о неблагодарном труде, не должно ведь смущать исследователя, не правда ли? Но присмотревшись, поняла: Во мраке серочерном Бутылка с водкою была Тем, что казалась горном. (Мираж, 1974) «Прекрасный пустяк» оборачивается клеймом для целой эпохи! Страшна и полупозабыта Шестиконечная звезда... (На кладбище, 1973) Так стоять и стоять с восхищенным лицом, Все забыть, опоздать на работу, - Почему-то нельзя. Потому-то во всем Словно слышу печальную ноту. (Зима, 1974) И это - в самый расцвет «развитого социализма». Но я не Рафаэль, не Леонардо. Бренчу слегка на тихой скромной лире. Я - пешка, рядовой клиент ломбарда. Никто меня не слышит в этом мире! (Художник, 1974) А у Вас не было в «те годы» чувства рядового клиента ломбарда? Взяла бы я ружье, ушла в саванну И, прячась за какой-нибудь сандал, В блаженстве, словно принимая ванну, Охотников бы била наповал. (Фильм «Африканский слон», 1975) Миленький дамский пустячок! В почете труд. Труду - и честь и лесть. Я восстаю, кричу: тиран, тарантул! Ты - лицемер, ты бич, ты цепь, ты клеть, Ты личный враг - любви, уму, таланту. Долой засилье молота, метлы, Серпа, станка, конвейера, скафандра! Свободны, беззащитны, веселы Пребудьте, люди! - молит вас Кассандра. (Лень воспою, безделье воспою... - из цикла Коктебель-Судак, 1979) Вы и теперь упорствуете в том, что «перестройка разбудила Зою»? Опускаюсь на колени: Ты прости меня, кулак, За дурман духовной лени, Рифму страшную - ГУЛАГ. (Чудовище, 1980) Т о г д а   и   т а к   писали только   т а м. Больничный лист, мечта поэта... (Ода больничному листу, 1978) Образец «пленительно невинных стихов, дышащих надеждой». Следит за мной блюститель черный. Кружится рок, воркует Рак Над облученной, обреченной Планетой птиц, людей, собак. (Болезни, 1979) Теперь можно бы назвать «Предчувствие Чернобыля». Меня страшит больничная кровать, Я не могу, мне страшно в жизни этой! Я не могу две вещи сочетать: Свое дитя - с прочитанной газетой. («Так задурил мне голову удел...», 1980) Да, я доведена. Да, я погрязла в тине, Но вам меня не взять, нет, я не так проста! Я счастлива, пока                                 есть в кошельке полтинник, Чтоб рыбой накормить голодного кота. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как странно: лишь тогда, когда плетусь уныло И вызываю лишь сочувствие и смех, В груди моей поет восторженная сила, Я счастлива, горда, и я прекрасней всех! (Противостояние, 1985) И т. д. и т. д. Нет, не выводила перестройка Зою из «меланхолической созерцательности». И не надо кроить Америку из Индии в угоду заданной концепции. И заботиться надо не о том, «какую книгу мы издадим через двадцать лет», а - конкретно - о необходимости немедленно познакомить читателя с творчеством Эзрохи наиболее полно - во имя самого читателя. Я органически не принимаю и те Ваши пассажи, что посвящены национальности Зои Эзрохи, ее детей, а также экивоки в сторону Вероники Долиной: здесь такт и вкус окончательно покинули Вас. Если постороннему человеку неловко знакомиться с этими опусами, то каково людям, в чью жизнь Вы так неряшливо вторгаетесь? Право, статья вполне обошлась бы без новомодных размышлений о жидах и обрусевших евреях. Во всяком случае, на Вашем месте уместно было бы изыскать способ принести свои извинения поэтессе. Вообще же позвольте выразить Вам благодарность за Вашу добрую и нужную работу по созданию мини-антологии «Поздние петербуржцы», где статья о Зое Эзрохи представляется небрежностью спешки. Всего Вам наилучшего! Москвин Владимир Евгеньевич, Ленинград, 1991

Зоя Эзрохи Телефон 7-812 591-4847 Константин Бурков 2006 январь 01